|
v 1.2 обновл
09-04-2006 |
автор: Маленков С.К. из
книги ЗАПИСКИ СУМАСШЕДШЕГО Сборник полезных предложений проектов гражданина СССР-РФ
Маленкова С.К. из воспоминаний с детства до пенсии Вступление \ 1. Мой садик и мой дворик \ 2. Ванна дома моего \ 3. мой первый секрет \ 4. моя первая точилка \ 5. мой второй секрет \ 6. санки \ 7. лыжи (доски
бесстрашия) \ 8. обруч \ 9. Домино, лото, шашки
\ 10. Металлолом для Поезда \\ 11. Моя
броне стена \ 12. Аллея отца \ 13. Детский взгляд на болезнь большевизма: 13.1. Нормален ли большевизм?
\ 13.2.
Сколько стран большевизма \ 13.3. Детский взгляд на
большевизм. \ 13.4. Почему я добровольно сумасшедший? \ Рассказик 1 Мой садик и мой дворик (4) (а
тут – предыдущая
неиллюстрированная версия \ полная иллюстрированная |
2. Выходной в невыходной или воскресенье без воскресенья
3. По дороге не по дороге или 1-5-10…
|
Пленные
"детского домика". Игры в чужом туалете. Враньё по сговору. Садик –
не дворик! Хорошо ли честным с врунами? Безработный на работе. Рождение
советника.
Странное это
было место – "детский садик". Детей там было, конечно, очень много.
У нас во дворе дома никогда столько не собиралось. И больше времени мы
проводили в "домике". Он был похож на двухэтажный дом, в котором
жила и наша семья. Но все столы и стулья там были специально по нашему
детскому росту. И кроватки. Нигде в других домах взрослых так не было. Даже у
меня дома. И игрушек было
больше, чем дома. Но всегда не хватало той, что хотелось. За хорошие
игрушки дрались. Чего же тут хорошего? Но там было и
много взрослых, которые были с нами весь день, но считался тот домик, то есть
"садик", только "детским". И дети там были во всём подчинены этим совсём
чужим взрослым. По их команде ели в определённое время, в определённое время
должны были спать, играть и гулять. Вроде пленных на день. Нас сдавали в
этот плен, потом освобождали.[1] Дома я большую часть свободного времени
рисовал. А тут я мог это делать только в определённые часы, по
разрешению взрослых. Рисовать, когда всех вели во двор, - нельзя было. Так жить не
хотелось. А возиться в
песке, который все соседствующие кошки считали своим туалетом – я не любил.
Зачем взрослые приводили детей поиграть в этом "туалете" - не понятно
было. И я не доверял воспитательницам, которые приучали делать глупости. Но взрослые
устраивали эти "туалеты для игры" и во дворах почти всех домов.[2] Это было
ужасно. Это было намного хуже жизни дома. Ведь дома меня не
принуждали ничему[3], тем более –
не учили плохому, и я мог не играть в "кошкином горшочке". Зачем так люди всё устроили, мне было не понятно. Но зато
было очень хорошо понятно другое, что никак не хотели понять взрослые. Например, ни в
этом доме, ни вокруг него совсем не было ни сада, ни садика. Но
взрослые его звали кто "детским садом", кто "детским
садиком". Зачем им нужно было это враньё?[4] С одной стороны
этого небольшого дома был небольшой и огороженный забором двор с беседками и
песочницами, в котором росли несколько больших тополей. Возле дома, где я жил
с родителями, тоже росли тополя, огромные и толстые, их вокруг дома даже было
больше, чем во дворике "садика", но двор нашего дома никто и
никогда не называл садиком или садом. Садом все нормальные взрослые звали место с фруктовыми
деревьями. Здесь все взрослые вроде были единодушны. Но их упрямство
в назывании "детским садиком" обычного двухэтажного дома с обычным
двориком, засаженном одними тополями, – не было понятно совсем. Они "не играли", они говорили так "не
впонарошку", они, сговорившись, врали! И при этом от детей требовали постоянной и абсолютной
честности. Даже таблички
на таких домах вешали с надписями "Детский Сад"![5] Так жить
было нельзя. И я принял решение, которое взрослые
опять обозвали по-своему, непонятно – ультиматум. Я им сказал, что не буду
ходить в домик с двориком, который взрослые зовут нарочно садиком и при этом
хотят, чтобы мы вели всегда себя и говорили - честно. Пусть сначала
взрослые сами начнут говорить как надо – честно. Если в "детском садике" нет садика, то,
возможно, там и воспитание давно заменили на питание… И у мамочки моей надолго появился
усталый и несчастный вид. Как мне её было жалко! Её винили в том, что она не правильно меня воспитывает и
"не может справиться" с ребёнком! Неправда! Меня мама правильно и хорошо воспитывала! И она
была лучше тех, к кому её обязывали водить меня на воспитание! И от слова
"справиться" пахло принуждением и насилием, которых практически
не было в нашей семье[6]. И она была со
мной согласна, что быть честным с врунами – опасно, а воспитываться у
врунов – не хорошо. И зачем нас с мамой
разводили в разные дома на целый день почти каждый день? Мне не нравилось так! И если кому-то
это нравилось и хотелось, разве не должен я был его считать своим врагом? Но разве я
должен был стать вруном ради того, чтобы маму оставили в покое, или ходить на
воспитание к врунам? Прикидываться одним и оставаться другим – непростая
пытка для малолетки! Эта история стала известна всей маминой
артели. И многие ходили к начальству артели, чтобы решить "мой
вопрос". Я долго
удивлялся, когда мне сказали, что "мой вопрос",
наконец, "решили"[7]. А
"Садик" в результате так и не переименовали в "детский домик с
двориком". Что они "решили"? Не ужели они мой вопрос так и не
поняли? Говорили, что
"детским домиком" "садик" назвать нельзя - это совсем
плохо, что в "детский дом" попадают только дети без родителей совсем,
то есть чьи родители умерли. Почему? Детский
дом – это дом, где не только детские стулья и столы, но где дети и их
дела – главные. А дом, где вместо мамы стал умноженный заботой чужих мам символ мамы – надо звать МаминДом или Дом-Мама. Меня так и не поняли. До сих пор. Странные взрослые… Почему в начальники ставят не самых
умных? Хотя, раз после походов на капустное
поле или в магазин, у них пропадает память и пропадает талант к победам над врагом[8], то править в
обществе должны взрослые без детей или даже в компании с умными детьми, а то
и просто - умные дети. Вот пожить бы так!
Но Артель
постановила: моей маме не обязательно отводить меня в "садик без
садика". Умные всё же были там некоторые взрослые. Мне разрешили
ходить с мамой "на работу", где я, конечно, не работал. Я был там как дома,
где каждое лицо мне улыбалось, где радостно рассматривали все мои рисунки, у
меня было много самой разнообразной бумаги для этого. И многие
рисунки со временем превращались в коробки для порошков, разъезжались по всей
большой стране. Ведь вся бумага там была именно для этого. И покупатели этих
коробок совсем не догадывались, что они держат в руках мои шедевры. И
выкидывали те коробочки в мусор… Как-то жаль
становилось труд этой артели. Он жил до открытия упаковки. А труд
построившего дом или дорогу был полезен много-много лет… И я пересчитывал
"долгополезные" работы для своего будущего… Подвал бомбоубежища совсем был не подходящим местом для
нахождения в нём целыми днями. Бумажная и клеевая пыль "жидкого
стекла", густой запах силикатного клея от рабочих столов и пирамид
сохнущих коробок вдоль стен… Вентиляция бывшего бомбоубежища не
работала, трудно ныне представить себе эти переполненные людьми и бумажными
коробками катакомбы… Здесь работали инвалиды войны и инвалиды по болезни, в
которые попала в 44-м году и моя красивая и добрая мама[9]. В войну она
была стрелком вооружённой охраны химкомбината. До войны – хирургической
медсестрой городской больницы[10]. Для ставших
инвалидами по болезни, для всех работников инвалидной артели с разными
проблемами в здоровье – это был слишком своеобразный "санаторий",
похожий на тюрьму без охраны и с пытками[11]. Такая работа
их медленно
добивала годами. "Проблемы" со здоровьем у
мамы возникли значительно раньше. Когда её избил "охранник" на
"этапе" в "лагеря". Её "гнали" туда "на
воспитание" как "врага народа" по "революционному
решению" проводивших "раскулачивание" не за то, что её отец не
вступил в колхоз и не сдал в колхоз свой скот, а за то, что её малолетний
брат "участвовал" в "раскулачивании" других в толпе
ротозеев-пацанов. Простая "революционная" месть… выживших
потерпевших. Месть недавно "раскулаченных", но оставшихся в деревне
"новой беднотой". Месть всем, огулом всей семье. Всему менее
пострадавшему миру… А брат был
просто мал и глуп, бегал по дворам с группой "новых людей". Интересно… Тогда семья её отца была больше, чем некоторые нынешние
"фермы" фермеров и не имела наёмных работников. Всё хозяйство вели
– "своим горбом", посильной работой всех членов семьи. Сначала из мести выдали замуж за туберкулёзного соседа-батрака,
на перевоспитание. Затем и его с ней сослали в "лагеря" на
перевоспитание, как подкулачников. Хотя "хозяйства" нужного ранга
уже у обоих не было. Отбили "на этапе" все внутренности молодой
девчонке[12]
"воспитатели", которым на эти "тонкости" было наплевать.
А деревенские жители района Котласских лагерей, знающие цену этим
"тонкостям" жизни, рискуя своими семьями и жизнями, устроили маме с
её несчастным "пролетарски-подкулачным" мужем побег, передавая
"с рук на руки", пока не дошла она до Новомосковска. Там и осталась[13], благодаря
работе там одного из братьев[14], избежавшего
каторги за умение ненависти соседей встраиваться во власть для получения
силы.[15] Поиск
справедливости и защиты после формального побега мог окончиться ещё более
жестокой расправой, т.к. виноватых уже было куда больше начальной
кучки деревенских мстителей. Опасно было "правду искать", обвиняя кого-то
во власти. Но узнал я об этом много лет позже после описанных событий. "Контора" с начальниками
артели была далеко отсюда, в другом доме. Они не были инвалидами, не
считались садистами, награждались в числе прочих начальников чаще рабочих за…
трудовые успехи своих рабочих (которые называли ИХ успехами), но… считались
нормальными и более заслуженными перед родным городом, чем труженики таких (и
более крупных) артелей[16]. Я их считать нормальными, заслуженными и честными - не
буду никогда. Правда, потом артель перевели из этого
подвала в цех-барак возле городского рынка. А в этом подвале оказался
"кружок", "умелые руки", в который я ходил после школы с
особым рвением и восторгом. Ведь там среди прочих наук научили меня строить
мои первые самолёты, которым я потом посвятил лучшие годы жизни. Я благодарен этому подвалу, в котором
витал дух и мир нашего с мамой труда, хотя над нами были прекрасные комнаты
иных "кружков" Дворца. Среди них - хоровой и танцевальный, я в них
тоже потом ходил. Но сначала познал я непростую работу взрослых. Бумага и
клей, разъедающий руки до язв. И необходимость сделать за день несколько
тысяч коробочек. Иначе нечего было и мечтать о покупке брата или сестры. На
еду денег не хватало. У меня появилась[17] "вредная
привычка" - замечать возникающие проблемы и искать им решения[18], приставать к
артельщикам с вопросами и советами. Сообща ведь придумывать легче! Тут и с
поддержки добрых артельщиц я зародился как советник и искатель решений в неурядицах. И когда я уже быстро изучил всю премудрость работы артели,
сам лихо клеил коробки и этикетки, меня нетрудно было выгнать "на
улицу". Кончилась зима, буйство весны боролось с запахами картона и
клея. Нет "на улицу" я не попал. Моими шагами до неё
было мерить вполне изрядно. Дом Культуры химиков города
Сталиногорска стоял между 4-х улиц в небольшом зелёном парке, который чудом
уцелел и поныне в этой части некогда относительно благополучного города,
заново разрушенного уже в мирное время с согласия новых руководителей. Как прав я был ещё 50 лет назад в суждениях об опасности
живущих среди нас врагов и необходимости от них обязательно отделиться, не
образовывать с ними в своей жизни ничего совместного! А тогда весна 55 года и газоны с травой выше моего роста
бушевали полевыми цветами и их ароматами. В этом безбрежном море я забыл
надолго беды "детского садика" без садика. Однако же, описанные тут мной проблемы – не решены, хотя
мои мысли и предложения тех лет могут быть не безразличны потомкам,
пригодиться им для вычёркивания этих проблем[19] из жизни их
детей. Если у них нет таких же дотошных "почемучек". Ведь "почемучки"
понимают проблемы лучше министров и решают их честнее. |
к продолжению (наказ цыганки) \ Вернуться в начало к
оглавлению \\
к страничке НОВОМОСКОВСК
1954-2004
(год 50-илетия полезных идей и Перечня Проблем!)
ã
Фонд гражданских инициатив Ò,
МО МОИП,
1993-2012
ã
Маленков С.К., член международного Союза славянских журналистов,
главный редактор журнала Гражданская инициатива
Ссылка
на сайт, автора книги и идей, на публикуемые на сайте издания при цитировании
или перепечатке – обязательна.
Коммерческое
переиздание без согласования с автором и редакцией – запрещается.
Здесь Вы можете выбрать код
наших банеров и текстовых ссылок из расширенного списка
и
поставить его на Ваш сайт (тут - автообмен ссылками)
Ждём
отзывов международных правозащитных организаций, юристов, политиков,
руководителей стран и парламентов,
влиятельных
и простых людей.
Наш адрес: 123458, Москва,
ул. Твардовского 13-2-169, тел. (495) 758-2050
E-mail: fogrin@rambler.ru
Предупреждение:
Почтовые адреса даются только для переписки на темы сайта и его публикаций.
Использование
адресов электронной и обычной почты для рассылки рекламного или иного
информационного
мусора будет
наказываться.
|
|
|
|
Обновление:
01-03-2012fog